Хотя и нет неопровержимых улик, свидетельствующих о причастности Сталина, алиби у него тоже напрочь отсутствует
«Имея информацию о привычках Кирова, получавшуюся мною от сотрудников обкома, я решил прежде всего напасть на Кирова у его квартиры», — показывал на допросе 8 декабря 1934 года Леонид Николаев. Расследование убийства лидера ленинградских коммунистов было в полном разгаре: дело разрасталось не по дням, по часам, втягивая в свою орбиту все большее число обвиняемых. Реакция власти на это преступление говорит о нем, пожалуй, даже больше, чем обстоятельства самого убийства.
За 90 лет, прошедших с момента, когда, согласно известной частушке про «огурчики-помидорчики», Кирова убили «в коридорчике» (1 декабря 1934 года, 16 часов 30 минут), об этом громком деле написано и сказано столько, что добавить что-то принципиально новое сложно. Тем не менее по-прежнему и говорят, и пишут. Правда, тон в исторической дискуссии задают нынче те, кому категорически не нравился версия, изложенная в процитированной частушке: первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) был убит в «коридорчике» Смольного по приказу генерального секретаря ЦК ВКП(б) товарища Сталина.
Защитники Сталина действуют достаточно грамотно. Предположение о том, что за убийством стоял «вождь народов», доказывают они, не имеет никаких документальных, железобетонных подтверждений. И с этим совершенно невозможно спорить. Действительно: никаких видео- и аудиозаписей, на которых было бы видно и слышно, как товарищ Сталин делает соответствующий «заказ», до нас не дошло. Равно как и подписанных Сталиным соответствующих распоряжений. Из участников и свидетелей событий тоже никого уже не осталось в живых.
А на нет и суда нет. Презумпция невиновности и все такое. Сам бы товарищ Сталин, конечно, с легкостью, решительностью и презрением отбросил сей гнилой буржуазный пережиток, но времена нынче пусть и суровые, но все же не такие уже — или еще — другие. Не сталинские. Хочешь не хочешь, а приходится стреноживать себя путами цивилизации.
Однако если подходить к предмету с теми же твердыми правилами, что и адвокаты «вождя народов», нетрудно убедиться, что, хотя и нет неопровержимых улик, свидетельствующих о причастности Сталина к этому преступлению, алиби у него тоже напрочь отсутствует. А косвенные улики присутствуют, напротив, в большом количестве и ассортименте.
Кировский поток крови
Обращают прежде всего на себя внимание масштабы вызванных терактом репрессий. Первый процесс по делу Кирова прошел уже 28-29 декабря 1934 года. Рядом с Леонидом Николаевым, задержанным, как известно, на месте совершенного им преступления, на скамье сидело 13 человек, не имевших никакого отношения к убийству Кирова.
«Несмотря на капитуляцию бывшей зиновьевской антисоветской группы, подпольная работа наиболее активных ее участников не прекратилась и продолжалась до самого последнего времени, — утверждалось в приговоре. — Всей деятельностью ленинградской террористической контрреволюционной группы руководил «Ленинградский центр»… «Ленинградский центр»… руководствуясь мотивами мести в отношении члена Президиума ЦИК Союза ССР, члена Политбюро ЦК ВКП(б) и Секретаря ЦК и ЛК ВКП(б) товарища С.М. Кирова, который в свое время идейно и политически разбил ленинградскую антисоветскую зиновьевскую группу, выработал план и организовал убийство тов. Кирова».
Суд прошел в закрытом режиме. Решение было оглашено 29 декабря 1934 года в 17 часов 45 минут: все четырнадцать подсудимых были приговорены к расстрелу. Через час приговор был приведен в исполнение. Но это было только начало. В течение короткого времени под каток репрессий попали также все близкие родственники Николаева (старшая сестра и младший брат были расстреляны), его жена Мильда Драуле, ее сестра и муж сестры (все трое расстреляны 10 марта 1935 года).
16 декабря 1934 года были арестованы бывшие члены Политбюро Григорий Зиновьев и Лев Каменев (расстреляны 25 августа 1936 года). 9 января 1935 года Особое совещание при НКВД СССР рассмотрело дело «ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы Сафарова, Залуцкого и других»: 77 обвиняемых были приговорены к различным срокам заключения (большинство было впоследствии расстреляно).
И это было еще далеко не все. Репрессии, связанные с делом Кирова, получили неофициальное название «Кировский поток». Назвать точное количество жертв «потока» затруднительно, но известны, например, такие цифры: только в январе-феврале 1935 года были арестовано 843 «зиновьевца»; в течение 1935 года из Ленинграда и Ленинградской области были выселены 39 660 человек.
«В течение четырех лет в Ленинграде шла непрерывная волна репрессий по отношению к честным, ничем себя не запятнавшим людям, — говорил с трибуны XXII съезда КПСС (проходил 17-31 октября 1961 года) первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Иван Спиридонов. — Многое люди были уничтожены без суда и следствия по лживым, наскоро сфабрикованным обвинениям. Репрессиям подвергались не только сами работники, но и их семьи, даже абсолютно безвинные дети, жизнь которых была надломлена, таким образом, в самом начале».
Но и это не все. По понятным причинам Ленинград был основным местом чистки, устроенной в рамках «Кировского потока», но далеко не единственным. В столице, например, в январе 1935 года прошел процесс по делу «Московского центра». Общий счет арестованным шел на десятки тысяч. Многие тысячи были расстреляны или сгинули в ГУЛАГе.
До «Кировского потока» сравнимой по масштабам репрессивной кампанией был лишь «красный террор», официально объявленный большевистским руководством после покушения на Ленина. После Гражданской войны ничего подобного не случалось. Хотя покушения на советских начальников время от времени происходили. Причем порой на достаточно видных и высокопоставленных.
Наместник без головы
Скажем, 6 августа 1925 был убит Григорий Котовский — герой Гражданской войны, командующий 2-м кавалерийским корпусом, член Реввоенсовета (в то время — высший орган управления Вооруженными силами СССР) и ЦИК СССР. О значимости этой фигуры говорит тот факт, что тело Котовского было забальзамировано и помещено в специально построенный для этого мавзолей (находится в городе Подольске — Одесская область Украины, — называвшемся до 2016 года Котовском).
Однако никаких массовых репрессий за этим убийством не последовало. Наказан был лишь сам убийца — Мейер Зайдер. Да и то более чем мягко: Зайдера приговорили к 10 лишения свободы, из которых он отсидел три — был условно-досрочно освобожден за примерное поведение.
Можно, конечно, сказать, что те времена еще были вегетарианские. И это будет правдой. Но вот примечательный случай из уже более плотоядных времен: 3 февраля 1930 года был убит Иосиф Черноглаз, первый секретарь областного комитета ВКП(б) Ингушской автономной области. На этом посту Иосиф Моисеевич проработал менее года, успев прославиться борьбой с «религиозным дурманом» и насаждением в Ингушетии свиноводства. За что, собственно, и поплатился головой. В буквальном смысле: убийцы обезглавили московского наместника и унесли эту часть тела с собой. Голову так и не нашли.
Тогда последствия были уже серьезными: круг осужденных по делу Черноглаза был достаточно широк. Нескольких приговорили к расстрелу. Но массовыми репрессиями и это назвать трудно.
Было, наконец, и несколько попыток покушения на самого товарища Сталина. Наиболее известен и подробно описан случай, произошедший 16 ноября 1931 года. В то время Сталин, живший в кремлевском Потешном дворце, ходил на работу, в ЦК, пешком: выходил из Спасских ворот и шел по Ильинке до Старой площади. В сопровождении охранников, разумеется, но никаких специальных «очисток территории от посторонних» не проводилось: шел как все.
Несостоявшимся киллером был Леонид Огарев (он же Платонов Леонид Яковлевич, он же Петин Семен Иванович) — нелегально проникший к страну белоэмигрант, агент Русского общевоинского союза и одновременно английской разведки (так, по крайней мере, утверждали в ОГПУ, Объединенном государственном политическом управлении СССР). К моменту покушения Огарев-Платонов-Петин был разоблачен советской секретной службой и находится под ее плотным контролем.
«16 ноября, проходя с нашим агентом в 3 часа 35 мин дня по Ильинке около д. 5/2 против Старого Гостиного двора, агент английской разведки случайно встретил Вас и сделал попытку выхватить револьвер, — докладывал Сталину зампреда ОГПУ Иван Акулова. — Как сообщает наш агент, ему удалось схватить за руку указанного англоразведчика и повлечь за собой, воспрепятствовав попытке. Тотчас же после этого названный агент англоразведки был нами секретно арестован».
Версия самого «англоразведчика», изложенная в ходе допросов, несколько отличалась от официальной, но намерения убить вождя СССР не отрицал и он: «Мы (со Сталиным. — «МК») так близко сошлись на тротуаре, что я даже задел рукой его соседа. Первая моя мысль была выхватить револьвер и выстрелить. Но я был в этот день не в куртке, а в пальто. А револьвер был в кармане штанов под пальто. Я понял, что раньше, чем я выстрелю, меня схватят».
22 апреля 1932 года незадачливый диверсант был осужден к высшей мере наказания. Спустя три дня, 25 апреля, приговор был приведен в исполнение. Больше, однако, никого не расстреляли. А единственным политическим последствием этого дела стало резолюция на записке Акулова, наложенная членами Политбюро: «Пешее хождение по Москве т. Сталину надо прекратить».
Если друг оказался труп
В общем, мог товарищ Сталин, когда хотел, сдерживать порывы своего праведного гнева. То, что в случае с убийством Кирова он несколько погорячился, потерял берега, признают скрепя сердце и нынешние его защитники. Но в качестве извинительного обстоятельства указывают на то, что с лидером ленинградских коммунистов лидера СССР связывали не только служебные отношения. Мол, очень любил товарищ Сталин товарища Кирова — в хорошем, естественно, смысле: видел в нем своего друга и единомышленника. И мстил за друга и единомышленника как мог.
Это же обстоятельство часто приводится в качестве алиби: мол, вот поэтому-то и не мог Сталин «убить Кирова в коридорчике». С друзьями и единомышленниками так не поступают. Но есть довольно много свидетельств того, что отношение советского вождя к ленинградскому вожаку было, мягко говоря, более сложным.
Есть основания считать, что Сталин видел в Кирове не только и не столько друга и единомышленника, сколько растущего на глазах конкурента. В коридорах власти была тогда широко известна история об антисталинском заговоре, созревшем в кулуарах XVII съезда ВКП(б) (проходил с 26 января по 10 февраля 1934 года), который должен был возглавить — но отказался — Киров. Об этом, в частности, знал Вячеслав Молотов, бывший на тот момент главой правительства и, по сути, вторым лицом в советской властной иерархии.
«Есть такой Оганесов, старый большевик, дореволюционный, армянин, — вспоминал Вячеслав Михайлович после своего ухода на покой писателю Феликсу Чуеву. — И он мне рассказывал, что во время XVII съезда их собрал секретарь Северо-Кавказского крайкома Шеболдаев… Собрал человек восемь-десять делегатов, в том числе и этого Оганесова. И он назвал фамилии, но я не всех запомнил… «И мы, — говорит, — где-то в зале во время перерыва выбрали место, вызвали Кирова на это совещание и говорим, что вот хотим его выдвигать Генеральным секретарем. И он нас высмеял, изругал: «Что вы глупости говорите! Какой я генеральный?»… Киров все выложил Сталину. Рассказывал подробно. Как Киров к этому отнесся, я считаю, правильно».
Молотова трудно отнести к любителям конспирологии и тем более — к ненавистникам «вождя народов». Оставался верным сталинистом до конца своих дней. Ну, то есть если уж рассказал о этом, стало быть, не считал это сплетней. Есть и другие источники, подтверждающие факт существования антисталинской фракции в партийном руководстве, намеревавшейся сделать своим вождем Кирова.
«В процессе работы съезда, который проходил внешне в дружной, хорошей обстановке, много было приветствий, митингов… и прочее, в ряде делегаций были разговоры о Генеральном секретаре ЦК, — сообщал 1960-м году в своей записке на имя на имя председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС Николая Шверника делегат XVII съезда, член его счетной комиссии Василий Верховых. — В беседе с Косиором С.В. (первый секретарь ЦК КП Украины, член Политбюро ЦК ВКП(б). — «МК») последний мне рассказал, некоторые из нас говорили, чтобы он дал согласие быть Генеральным секретарем, т. Киров отказался, сказав, надо подождать, все уладится».
Молотов, правда, категорически отрицал связь между этой историей и убийством, случившимся в Смольном 1 декабря 1934 года — то, что Сталин боялся Кирова и по этой причине постарался избавиться от него: «Абсурд! Что ему бояться Кирова? Не-е-е-ет».
Однако были среди ближайших сталинских соратников и такие, кто сразу же усомнился в официальной версии. «Члены Политбюро собрались в кабинете у Сталина, и он рассказал о ходе следствия об убийстве Кирова, — вспоминал Анастас Микоян (в 1934 году — кандидат в члены Политбюро, нарком снабжения СССР). — Из рассказа Сталина меня поразили два факта: первый — что террорист Николаев, который считался сторонником и ставленником Зиновьева, два раза до этого арестовывался органами ЧК, при нем находили оружие.
Он пытался совершить покушение и был задержан… но был выпущен работниками ЧК. Невероятно с точки зрения поведения ЧК… Вместо проявления бдительности, вместо предотвращения убийства ЧК, по существу, его поощряло. Это вытекало из рассказа самого Сталина.
И второй факт — это убийство комиссара охраны Кирова (речь идет об оперативном комиссаре Михаиле Борисове, погибшем 2 декабря 1934 года. — «МК»). — Сталин послал чекистов, чтобы они доставили его к нему для допроса в Зимний дворец. Но при перевозке его на машине по дороге случилась автомобильная авария, машина ударилась обо что-то. Убитым оказался только комиссар из охраны Кирова. Причем странно было, что в машине был убит только он один, больше никто не пострадал…
Я тогда сказал Сталину: как же можно такое терпеть? Ведь кто-то должен отвечать за это? Разве председатель ОГПУ не отвечает за охрану членов Политбюро? Он должен быть привлечен к ответственности. Но Сталин не поддержал меня. Более того, он взял под защиту Ягоду (на тот момент — нарком внутренних СССР. — «МК»), сказав, что из Москвы трудно за все это отвечать…
В моей памяти осталось совершенно непонятным поведение Сталина во всем этом: его отношение к Ягоде, нежелание расследовать факты».
Впрочем, окончательных выводов относительно всех этих странностей Микоян в своих мемуарах (в полном виде они были опубликованы через 20 лет после его смерти, в 1999 году) не делал. Остановился на утверждении, что Сталин «начал необоснованные репрессии, использовав убийство Кирова как предлог для этих репрессий», не обвиняя напрямую Сталина в создании самого предлога.
Сам себе режиссер
Намного дальше в этом отношении продвинулся другой современник трагических событий, тоже достаточно близкий к первоисточникам информации о деле Кирова, пожалуй, даже намного более близкий. А именно — советский разведчик, вошедший в историю как Александр Орлов (он же Лев Никольский).
В НКВД Орлов дослужился до звания старшего майора госбезопасности, что примерно соответствует современному воинскому званию генерал-майора. Последняя должность — резидент советской разведки в Испании. В 1938 году, в разгар Большого террора, предвидя неизбежный арест по возвращении на родину, Орлов бежал в Америку.
В своей книге «Тайная история сталинских преступлений», изданной в США в 1953 году, Орлов поделился в том числе информацией о деле Кирова. У генерала госбезопасности не было никаких сомнений в том, что заказчиком преступления был Сталин. Причем это убеждение основывалось, по словам Орлова, не на умозаключениях, а на том, что ему стало известно от коллег по секретному ведомству.
«Он (Сталин. — «МК») пришел к выводу, что сложная проблема, вставшая перед ним, может быть разрешена лишь одним путем, — писал Орлов. — Киров должен быть устранен, а вина за его убийство возложена на бывших вождей оппозиции. Таким образом, одним ударом он убьет двух зайцев». Организаторами убийства были глава НКВД СССР Генрих Ягода и замначальника Ленинградского управления НКВД Иван Запорожец, получившие «техзадание» непосредственно от Сталина.
«Получив сталинский наказ, Запорожец вернулся в Ленинград, — продолжает Орлов. — Как раз в это время среди бумаг, поступающих в ленинградское отделение НКВД, оказалось секретное донесение, касавшееся молодого коммуниста по имени Леонид Николаев. Тот Николаев был так обозлен тем, что его исключили из партии, и связанной с этим невозможностью устроиться на работу, что у него появилась мысль об убийстве председателя комиссии партийного контроля… Донос на Николаева поступил в «органы» от его друга, которому он имел неосторожность рассказать о своих намерениях».
Москва кандидатуру исполнителя одобрила: «Было решено, что Николаев подходит для реализации намеченного плана. Главное преимущество этого варианта заключалось в том, что Николаев напал на мысль о террористическом акте самостоятельно и вдобавок не подозревает, что с какого-то момента его действия косвенно направляются аппаратом НКВД. Инструкции, полученные Запорожцем, сводились к одному: постараться перевести террористические замыслы Николаева с некоего члена партийной контрольной комиссии, исключавшей его из партии, на Кирова».
Очевидный минус этой версии — нельзя исключать, что это просто выдумка: никаких доказательств в ее подтверждение Орлов не приводит. Но, по большому счету, то же самое можно сказать и про любую другую версию. У этого варианта разгадки, по крайней мере, нет явных внутренних противоречий, и он не противоречит общеизвестным, стопроцентным фактам.
Более того, эта версия объясняет все странности, несообразности, недоговоренности обеих официальных — и изначальной, сталинской, согласно которой Николаев действовал по заданию «контрреволюционного антисоветского центра», и позднесоветской, доминирующей и в наши дни: Николаев был психически неуравновешенным террористом-одиночкой, Сталин же, развернув массовые репрессии, просто воспользовался подвернувшимся поводом.
Всяко, конечно, могло быть, но, откровенно говоря, плохо это похоже на товарища Сталина: сидеть и ждать «милостей от природы». В смысле — от судьбы. Поводы — тем более для таких важных мероприятий, как уничтожение своих соперников и противников, — он обычно создавал сам.
